Замок в Муромцево

Май 2005 года

В паре километров к югу от поселка Судогда (Владимирская область) расположено село Муромцево. В 1880-е годы В.Храповицкий основал здесь великолепный ансамбль, включающий "готический" дворец с парком и каскадом прудов у главного дома. Изощренность и даже причудливость композиции совершенно не разрушает целостность восприятия, наоборот, создает впечатление гармонии. Блестящие стилизации архитектора П.С.Бойцова, хотя формально и остаются в рамках эклектики, во многом близки только зарождавшемуся в то время модерну. В особенности это относится к стоящему чуть поодаль конному двору, или, лучше сказать, конному дворцу, поскольку по масштабу и репрезентативности это здание вполне может соперничать с главным усадебным домом.

Ссылки на другие отчеты по усадьбе:

• Рассказ об усадьбе Муромцево на сайте Проселки.ру

 

Интересная стаья об усадьбе:

Современники называли ее царской

(журнал "Ландшафтный дизайн" №1 за 2002 год , Мария Ожерельева)

«Муромцево» — не мемориальная усадьба. По аллеям ее парка не хаживали ни Пушкин, ни Достоевский, ни даже видные революционеры. Своим возникновением и расцветом она обязана одному владельцу — гусарскому полковнику Владимиру Храповицкому. Если и есть повод считать усадьбу мемориальной, то только потому, что здесь работали талантливые и известные мастера, стараниями которых была создана уникальная планировочная структура, не имеющая сомасштабных аналогов.

В двухстах километрах от Москвы, во Владимирской области, неподалеку от города Судогды расположена бывшая усадьба графа Владимира Храповицкого, принадлежавшего к старинному белорусскому роду герба «Гоздава». «...При усадьбе большой парк, сады, цветники, пруды, фонтаны, водопровод, аллеи, беседки, купальни, мосты и прочие приспособления, а также свой телеграф, телефон и электрическое освещение. Все вместе взятое дает полное право на название усадьбы «царскою», — так в 1889 году писал некто Гажицкий, составивший описание усадьбы. А еще пятью годами ранее дворцово-парковый ансамбль среди дремучих муромских лесов существовал лишь в замыслах В.Храповицкого, мечтавшего, чтобы по пышности и размаху его владения не уступали Петергофу и Версалю.

Постепенно история создания усадьбы обрастала диковинными подробностями. Впрочем, многие из них, очевидно, имели под собой реальную основу. Рассказывают, например, что В.Храповицкий то ли конный двор у себя построил по образу и подобию дворца французского вельможи, чем-то задевшего самолюбие гусарского полковника, то ли поспорил во Франции с друзьями, что построит в России готический замок не хуже знаменитых луарских. Потом привез их в усадьбу и показал конный двор, а выслушав комплименты, промолвил: «Здесь, господа, живут мои лошади». И без того обескураженные французы впали в полное изумление, когда их подвели к роскошному дворцу Храповицкого.

Воплотил в жизнь призрачные очертания желаемого московский архитектор Петр Бойцов — талантливый стилизатор зодчества ушедших эпох, особенно много работавший в стиле поздней французской готики, ренессанса и готики английской. Петр Самойлович был эклектиком по убеждению и творческому методу, обладал большой культурой архитектурного рисования и архитектурной детали. Ко времени встречи с Владимиром Храповицким он уже спроектировал и построил такие крупные усадебные ансамбли, как «Васильевское» князя А.Г.Щербатова, «Успенское» князя В.А.Святополк-Четвертинского и «Княжую Байгору» Г.Н.Вельяминова. Альянс казался на редкость удачным. Одна за другой в «Муромцево» возникают выполненные в едином стиле постройки: дом главный и дом запасной, дом управляющего, летний театр, купальня, охотничий домик. Однако при строительстве в имении церкви, спроектированной в древнерусском стиле, долго копившееся недовольство друг другом наконец привело к разрыву между заказчиком и архитектором. Поэтому, очевидно, останется неизвестным, кто же спроектировал и построил в 1906 году вторую часть замка, решенную в стиле английской готики.

Доставшееся от отца наследство в 21 тысячу десятин земли и талант предпринимателя, коим явно обладал В.Храповицкий, занимавшийся торговлей лесом, приносили ему доход в 200 тыс. рублей в год. Немалая часть этих средств шла на расширение усадьбы. Здесь были прекрасные конюшни с породистыми жеребцами, огромная псарня, птичий двор, о котором радела супруга В.Храповицкого Елизавета Ивановна, урожденная Чиглокова. Доркинги, ла-флеты, крив-керы, гуданы, падуанские шамоа, палевые кохинхины, бронзовые индейки, золотистые фазаны, царские утки, каролины и мандарины, тулузские и китайские гуси, черные и белые лебеди, аисты — кого там только не было! Но истинной страстью В.Храповицкого оставался парк, сады и оранжереи.

«Садовое искусство конца XIX–начала ХХ века отличалось многими чертами, свойственными архитектуре эклектизма… Эклектика в садово-парковом искусстве не столько изменяла характер усадебных садов и парков, сколько добавляла к ним новые элементы, усложняла парковую систему и разнообразила ее. Высаживались редкие деревья, кусты, цветы. Строились оранжереи, как встарь, но в них многое уже делалось специалистами садоводами… Сады и парки становились своего рода коллекциями» (Д.Лихачев, «Поэзия садов»).

«Муромцево» не было исключением из общего правила. Круглый год персики, французские сливы и другие редкие фрукты из оранжереи В. Храповицкого поставлялись в Санкт-Петербург и Москву. Посадочный материал поступал из садоводств Бауэра, Фогта, Ноева, графа Уварова, Эйлерса, помологического сада Регеля и Кессельринга. Отовсюду в «Муромцево» присылали саженцы вишни, крыжовника, яблони, груши, сливы, жимолости, персика, винограда, а также семена, луковицы, рассаду роз, лилий, тюльпанов, гиацинтов, нарциссов, цикламенов, тубероз, гладиолусов. В дендрарии росли сотни пород деревьев, среди которых десятки экзотов: пихта бальзамическая, пихта сибирская ф. золотистая, пихта Вича, кипарисовик горохоплодный, сосна Банкса, сосна веймутова, сосна румелийская, псевдотсуга Менциса ф. голубая, орех серый и др.

Крупнейшие садовники того времени К.Энке, А.Регель, Г.Куфельт, К.Тюрмер — блестящее созвездие имен — наносят свои мазки на полотно усадьбы. Годом рождения паркового ансамбля можно считать 1884-й, когда одновременно с закладкой главного дома садовник шереметевского «Кусково» К.Энке разбивает на возвышении возле дворца регулярный «французский сад» в виде восьмилучевой звезды, взятой в квадрат аллей. В конце восьмидесятых начинается устройство водных каскадов «итальянского сада», спускающегося по южному склону узкими наводненными террасами. Пейзажная, «английская» часть парка, более половины которой занимали пруды, была выполнена по проекту парков Риги Г.Куфельта. Щебеночные, на песчаной основе, дорожки освещались электричеством. Вдоль них были расставлены скульптуры из мастерской братьев Ботта и венская мебель Тонет. Фонтаны украшали работы скульптора А.С.Козлова. Летом из оранжерей высаживались в грунт пальмы, юкки, самшиты и другие теплолюбивые растения.

В планировочной структуре «Муромцево» главный дом — это завершающий аккорд в симфонии постоянно сменяющихся видов. Гостей обычно подвозили к дому с угла, и он раскрывался перед ними в самом динамичном повороте, выбрасывая вверх острые шпили готических завершений, надвигаясь суровой, но изысканной простотой мощного дон-жона. А далее взгляд скользил по водной глади каскадов и замирал на едва видневшейся вдали, за большим озером, готической руине. Сомасштабных аналогов у планировочной структуры «Муромцево» в русской усадебной культуре нет!

Граф Храповицкий вдохновлялся грандиозными творениями петербургских ландшафтных архитекторов, не упуская, впрочем, из виду шедевров французской и немецкой культуры паркостроения. Как ни странно, но тщеславие его не сгубило, а лишь способствовало удачному соединению в «Муромцево» регулярности французских, помпезности итальянских и лирики английских садов. Все три, сочетаясь друг с другом, неразрывно связаны с дворцом, «прощая» ему некоторое разностилье главного фасада.

 

Ныне о былом великолепии усадьбы напоминают лишь открытки с видами «Муромцево», выпущенные в начале ХХ века. Эмигрировав во Францию, супруги Храповицкие закончили свой жизненный путь на побережье Средиземного моря, в доме для престарелых тихого городка Мантон. Страна, чьи замки стали прообразом усадьбы, дала последний приют ее владельцам. А пара белых лебедей жила на большом усадебном пруду до 1925 года, а потом исчезла, видно, потеряв надежду на возвращение хозяев...

Вселившийся во дворец сразу после революции местный лесотехникум в 1979 году переезжает в выстроенный на краю парка «шедевр» зодчества конца семидесятых, предрешив судьбу главного дома. Два пожара довершают начатое.

Давно заросли разнотравьем водные каскады, местные жители внесли свою корректировку в структуру парка. От сорока гектаров усадьбы осталось восемь. Еще немного, и сомкнется жилая застройка, оставив в прошлом уникальность планировочного решения. Рухнут стены, погребя под собой все то, что современники называли «царскою усадьбой».